«Проспер Мериме. Коломба»

     - Ваш отец! Честное слово, он был храбрый человек! Я с удовольствием увиделся бы с ним снова и уверен, что узнал бы его. Он еще жив?
     - Нет, полковник, - сказал молодой человек, слегка побледнев.
     - Он был под Ватерлоо?
     - Да, полковник, но он не имел счастья пасть на поле битвы. Он умер на Корсике... два года тому назад... Боже мой, как красиво! Десять лет я не видел Средиземного моря!.. Не правда ли, мадмуазель, оно красивее океана?
     - Мне оно кажется чересчур синим... и волны слишком малы.
     - Вы любите дикую красоту? Если так, то, я думаю, Корсика понравится вам.
     - Моя дочь, - сказал полковник, - любит все необыкновенное; вот почему ей совсем не понравилась Италия.
     - Я не знаю Италии, кроме Пизы, где я пробыл несколько лет в училище, но я не могу подумать без восхищения о Campo Santo [9], соборе, о наклонной башне [10]; особенно о Campo Santo. Помните Смерть Орканьи [11]? Мне кажется, я мог бы нарисовать ее, так она мне врезалась в память.
     Мисс Лидия испугалась, как бы поручик не начал восторженной тирады.
     - Это очень мило, - сказала она, зевая. - Извините, папа, у меня немного болит голова; я сойду в свою каюту.
     Она поцеловала отца в лоб, величественно кивнула головой Орсо и исчезла. Мужчины стали говорить о войне и охоте.
     Оказалось, что под Ватерлоо они были друг против друга и, должно быть, обменялись немалым числом пуль. Это удвоило их взаимную симпатию. Они раскритиковали одного за другим Наполеона, Веллингтона [12] и Блюхера [13], потом начали говорить об охоте на ланей, кабанов и муфлонов. Наконец, уже поздно ночью, когда кончилась последняя бутылка бордо, полковник еще раз пожал поручику руку, выражая ему надежду на продолжение так странно начатого знакомства. Они разошлись, и каждый улегся спать.



    ГЛАВА ТРЕТЬЯ

     Ночь была прекрасна, луна играла в волнах; судно тихо плыло, гонимое легким ветерком. Мисс Лидии совсем не хотелось спать, и только присутствие профана помешало ей наслаждаться ощущениями, которые испытывает в море всякое человеческое существо, если у него в сердце есть хоть крупинка поэзии. Решив, что молодой поручик крепко спит, как и следует такому прозаическому существу, она встала, надела шубку, разбудила свою горничную и вышла на палубу. Там был только один матрос у руля; он пел по-корсикански какую-то жалобную песню на дикий и монотонный мотив. В ночной тишине эта странная музыка не лишена была прелести.