ный, более или менее согласный с современном знанием и здравым рассудком, смысл, но все вы одинаково не можете не признать и признаете эти положения точным выражением той единой истины, кот..
- Неужели ты ничему не научился? - сказала она. - Ведь тебе только что дали то, что ты надеялся найти все эти годы, а ты этого не понял? Вспышка раздражения...
Он не просто торговец. Он символ, мешающий нашей жизни. Сегодня, или, лучше сказать, особенно сегодня, Ясукити испытывал к этому уличному торговцу глухое раздражение...
Вы читаете «Проспер Мериме. Коломба», страница 8 (прочитано 7%)
Гаршин Всеволод Михайлович
Мисс
Лидия слегка нахмурила брови; впрочем, она все-таки была рада узнать, что
представляет собою капрал, да и сам гость был ей не противен. Она даже
начала находить в нем что-то аристократическое; только для героя романа он
был слишком развязен и весел.
- Поручик делла Реббиа! - сказал полковник, приветствуя его
по-английски, с рюмкой мадеры в руке. - Я видел в Испании немало ваших
земляков; это были знаменитые пешие стрелки.
- Да, много их осталось в Испании, - печально сказал молодой поручик.
- Я никогда не забуду, как вел себя один корсиканский батальон, под
Витторией [8], - продолжал полковник. - Вот это будет мне напоминать, -
прибавил он, потирая себе грудь. - Целый день они стреляли из-за деревьев,
из-за изгородей, и я уж не знаю, сколько людей и лошадей у нас перебили!
Когда пришлось отступать, они построились и стали быстро уходить. На
открытом месте мы надеялись заплатить им свой долг, но канальи, то есть
извините, поручик, эти храбрецы, построились в каре, и прорвать его не было
никакой возможности. Как теперь вижу посреди каре офицера на маленькой
вороной лошадке; он стоял около знамени и курил свою сигару, как будто сидел
в кофейне. Иногда, точно чтоб подразнить нас, их музыка начинала играть. Я
пускаю на них два первых своих эскадрона... Черт возьми! Вместо того, чтобы
врезаться во фронт каре, мои драгуны скачут в сторону, потом делают направо
кругом и возвращаются в сильном расстройстве; немало лошадей вернулось без
всадников... И все время эта чертовская музыка! Когда дым, окутывавший
батальон, рассеялся, я опять увидел офицера около знамени; он все еще курил
сигару. Взбешенный, я сам повел последнюю атаку. Их ружья закоптились от
стрельбы и не могли больше стрелять, но солдаты построились в шесть рядов,
штыками лошадям в морды; это была настоящая стена. Я кричал, убеждал своих
драгун, шпорил коня, чтобы заставить его идти вперед; в это время офицер, о
котором я вам говорил, бросив наконец сигару, показал на меня рукою одному
из своих людей. Я услышал что-то вроде: Al capello bianco [Целься в белую
шляпу! (итал.)]. У меня был белый плюмаж. Больше я не слышал ничего, потому
что пуля пробила мне грудь... Это был славный батальон, господин делла
Реббиа; первый батальон восемнадцатого легкого полка, весь из корсиканцев,
как мне потом говорили.
- Да, - сказал Орсо, глаза которого блестели во время рассказа, - они
выдержали натиск и вынесли свое знамя, но две трети этих храбрецов спят
теперь на равнине Виттории.
- А не знаете ли вы случайно имени офицера, который командовал ими?
- Это был мой отец. Тогда он служил майором в восемнадцатом полку и был
произведен в полковники за этот печальный день.